Сергей Фомичёв - Агриков меч
Тарко провёл ладонью по её волосам, тронул осторожно холодную от мороза щёку и не в силах удержаться прикоснулся к прохладе губами. И щека тут же стала пунцовой, а Вияна зажмурила крепко глаза и нашла его губы своими.
Никогда прежде княжна не целовалась ни с одним из мужчин. Да и ни один мужчина не осмелился бы приблизиться к ней. И этот, первый в жизни опыт, застал её врасплох. Девушку охватило сильное возбуждение, ей захотелось чего-то большего, захотелось не останавливаться, не оглядываться, забыть, кто она есть. Пылающая волна похожего на опьянение чувства подхватила её и понесла, потянула в неведомое. И она начала тонуть в этом потоке, понимая краешком сознания, что ещё мгновение, и она утратит власть над собой, над своим разумом, телом…
И ведь полугода не прошло, как она превратилась в девушку. Вскоре после того разговора с отцом о замужестве луна впервые потребовала её крови. Словно по наказу отцовскому.
Неприятные воспоминания заставили её поморщиться, тело напряглось, а Тарко, почувствовав это, на миг отстранился. И тут же притяжение ослабло, наваждение развеялось. Вияна первая нашла в себе силы положить конец охватившему их безумию. Она оттолкнула Тарко от себя. Не грубо оттолкнула, не зло, но достаточно, чтобы разогнать морок, разрушить силу возникшего у них искушения.
Тарко покачнулся, словно потеряв опору, сделал шаг назад и опустился на скамейку.
– Нет! – резко сказала Вияна. – Нет, не надо!
Сказала больше самой себе, нежели юноше. Тот и не услышал её и сам молчал. Он ещё не вернулся из сказки, не вынырнул из своего потока, снова и снова переживал уже ушедшие мгновения неземного счастья.
Вияна закусила губу. Девушка волевая и умная, вдруг протрезвев, она стала искать какой-то выход из создавшегося положения. Но в голову ничего умного не приходило.
– У тебя не найдётся, чем угостить сестричку? – попросила она нарочито беспечно.
Тарко встрепенулся. Бросился к посуднице, достал с неё кувшин лёгкого красного вина и большой серебряный кубок, подаренный ему Юрием ещё осенью.
– Подогреть? – спросил он.
– Подогреть? – удивлённо переспросила Вияна.
– Суздальский княжич научил, – охотно пояснил Тарко. – А князю Юрию понравилось. Говорит, косточки его старые хорошо согревает.
– Подогрей, – согласилась она, рассудив, что юношу сейчас следовало занять лишь бы чем.
Скинув меховые сапожки, она взобралась с ногами на лавку и принялась наблюдать, как Тарко, по этому, недавно заведённому в Муроме обычаю, подогревает над скудным огоньком вино в большом железном ковше. Коптящий светильник плохой источник тепла, но юноша не отрывал от ковша глаз, словно боясь, что вино закипит, а Вияна радовалась промедлению, надеялась, что наваждение со временем развеется окончательно.
Но вот Тарко решил, что вино нагрелось достаточно, добавил в ковш щепотку каких-то пряностей и, перелив готовый напиток в кубок, протянул его девушке.
Она взяла кубок двумя руками, будто пытаясь согреться, и, делая осторожные маленькие глотки, поглядывала исподлобья на юношу. Тот сидел на скамейке с блаженной улыбкой. Смотрел на гостью и вроде бы сквозь неё. Куда-то вдаль, где, наверное, ещё видел мечту.
Вияна подумала, что он ещё не пришёл в себя. Но тут Тарко вдруг заговорил. Немного мечтательно, сбивчиво, но в целом спокойно и рассудительно.
– Я пытался увидеть тебя в Елатьме, хоть Александр и запретил. Я его не послушал, сторожил возле ворот, но ты так и не вышла. Хотел показать тебе меч. Хотел, чтобы ты увидела. А потом мне пришлось уехать сюда, в Муром, и старый князь назначил меня послом вместо Варунка.
Говорил он много и обо всём, будто стараясь разом восполнить полугодовое молчание.
– Ты знаешь, священник сказал мне, что у христиан нет такого имени Аглатерма. Ты сама его придумала или услышала где-то?
Вияна собралась ответить, но Тарко ответа не ждал, продолжал говорить без перерыва, не разделяя одну мысль от другой хотя бы мгновением.
– Я догадался, что ты к Петру приехала. Захотела увидеть, каков он. Ты всегда хотела всё видеть собственным глазами. – Он улыбнулся и добавил. – Думаю, Пётр тебе понравится.
Юноша сказал это вполне искренне, в его голосе не слышалось горькой насмешки ни над княжной, ни над самим собой. Он просто любил эту девушку и говорил всё как есть. И Вияна поверила ему, но и отрицать его предположение не стала. А ведь приехала она в Муром отнюдь не к Петру.
– Варунка отец отослал куда-то, – ответила она невпопад. – Долго беседовал с глазу на глаз, а потом отправил. А куда, кроме них двоих никто не знает. По тайному делу ушёл Варунок. Один ушёл, без дружинников.
***Зимой Павел стал чаще бывать с женой. Кончились разъезды по сёлам и отлучки из города по разным иным делам, а дела в самом городе понемногу наладились и отнимали теперь куда меньше времени. Ночной незнакомец появлялся всё реже. Он пропадал надолго, иногда на целый месяц, и Варвара, с ужасом вдруг осознала, что начинает ждать его и ждать отлучек мужа как желаемого события. Ждать не в страхе, как это бывало раньше, а с каким-то непонятным томлением, предвкушением запретной страсти.
Такая перемена в собственных чувствах напугала княжну куда больше, чем прежние страхи от бессилия перед демоном. Шутка ли, ведь если она начинает ждать обольстителя, то, значит, желает этого, а значит и сама превращается в подобие демона. И муки, которыми пугал батюшка, теперь казались ей неизбежными.
После той сделки с обольстителем в осаждённом и обречённом Муроме, сделки с непонятными ставками, она смирилась с его приходами, с собственными вспышками страсти. Но одно дело короткие вспышки и совсем другое нетерпеливое ожидание. Её напугало, что незнакомец в обличии мужа с каждым разом всё глубже проникал в её душу, заполнял сердце. А ещё пугало, что ведь не злобой чёрной он заполнял пустоту (а ведь и впрямь пустоту), любовь туда вкладывал. Любви он и жаждал.
Варвара совсем запуталась. Рассудок размывало противоречивыми чувствами, как склоны дождями. Дошло до того, что однажды она Павла за незнакомца приняла. В тот вечер муж необычно ласков был, всё шутил, улыбался, и Варвара отозвалась, потянулась к нему, уже распаляя себя предвкушением. Но Павел едва прилёг, сразу уснул. Только тут и догадалась княжна, что мужа родного не узнала. Заплакала.
Плакала она теперь часто, почти каждую ночь. Павел так до сих пор ничего и не заподозрил, даже этот случайный всплеск любви не заметил или не придал значения. Когда бы он ни приходил – рано вечером или поздно, почти тотчас проваливался в сон, и спал крепко, не замечая её переживаний и слёз.
Вволю поплакав, но не находя ещё сил заснуть, Варвара лежала возле спящего мужа или садилась на скамейку и думала. Вернее пыталась думать. Мысль давно потеряла чёткость. Женщина искала хоть какой-нибудь выход и не могла найти. Ругала себя, свой скудный разум, и в который раз приходила к единственному суждению, что нужно кому-то довериться. Кому-то, кто сможет помочь, объяснить, распутать.
Но довериться было некому. Варвара вообще мало с кем дружила по-настоящему. Среди боярских семей её сверстниц не нашлось, а прочие женщины слишком низко стояли, чтобы позволить искренность с ними. Не с глупыми же девками из прислуги обсуждать свои сокровенные помыслы, свои сомнения, не болтливым же служанкам открывать позор? И священники-утешители, хоть грехи и по их части, доверия княжне не внушали. Не в этом случае уж точно. И как последнее средство оставалась у княжны всё та же дальняя родственница и Варвара думала, как бы найти оказию, чтобы вырваться к ней.
Но тут в жизнь тихого застывшего Мурома ворвалась, словно южный ветер Вияна. Всё кипело вокруг этой живой и весёлой девушки. Люди менялись на глазах, когда она появлялась рядом с ними. Хмурые улыбались, злые добрели, пропащие находили себя.
Варвара быстро сошлась с Вияной. Муромская княжна была старше мещёрской всего-навсего года на три-четыре. Правда, эти несколько лет иногда казались Варваре пропастью – той, что отделяет женщину от девушки и через каковую можно перескочить лишь однажды и только в одну сторону. Но Вияне как-то удавалось не замечать различий и мало-помалу они подружились.
Вияна, понятно, расспрашивала Варвару о свадьбе, о замужестве, о положении княжны в муромском дворце, обо всём том, что вскоре ей, возможно, предстоит испытать. И, несмотря на сдержанные ответы старшей подруги, девушка всё больше мрачнела от рассказов – не по ней была такая жизнь. Строгости много, власти чужой. И пока Вияна угрюмо молчала, как бы примеряя мысленно на себя новую ипостась, Варвара терзалась сомнением – посвятить или нет мещёрскую княжну в свою страшную тайну. И склонялась понемногу к тому, что другой-то возможности излить душу у неё не будет. И к дальней родственнице она никогда не соберётся съездить, погостить, всё это для успокоения совести отговорки.
